понедельник, 09 марта 2015
Sweet child, in time you'll see the line
The line that's drawn between the good and the bad
See the blind man shooting at the world
Bullets flying taking toll
If you've been bad, Lord I bet you have
And you've been hit by flying lead
You'd better close your eyes and bow your head
And wait for the ricochet
воскресенье, 30 ноября 2014
воскресенье, 26 октября 2014
четверг, 28 августа 2014
Op57. Piano Quintet g-moll, IV - Intermezzo. Насколько я обожаю Шостаковича и насколько теряю голову от этого квинтета - я никогда не смогу полно передать никакими словами. О этой музыки внутри просыпается другой человек, чистый и ранимый, хрупкий, похожий на тонкое деревце в черном свитере, тонко чувствующий и принимающий все близко к сердцу. Засыпает тот, которому проще опуститься в развитии и очерстветь, чтобы прожить.
i can't pretend сonsumed by an ends. try bend the rules - rips out the cruels
Начало - робкое, как снег, оседающий в руинах. Как перспектива пустой улицы в кадре артхаусного кино. В этом городе что-то не так, что-то мешает жить, угнетает, не дает дышать. Тонкий, дрожащий плач смычка. Под эту часть квинтета можно подумать, что этот мир так прекрасен без меня. Слишком прекрасен для меня, как последний восход. Отчуждение. Взгляд из-за грязного стекла чердака. Тоска измученного и потрясенного. Тоска в самом сильном смысле, знаете, как говорят, вкладывая в одно слово всю душу: тоска-а…
Я, нарисованный маслом человечек, такой молодой, еще не успевший обсохнуть, и краску еще можно подправить, исправить, пока не все потеряно, сделать лучше, а может, испортить. Но художник в ярости, он размазывает мое лицо большим пальцем. Так просто и так нелепо меня не стало. Моего лица, всего меня, ничего не осталось, все размыто до такой степени, что уже и очертаний не разобрать, в горе, в страхе.
суббота, 16 августа 2014
And nightly they invade, picking away the scar tissues;
So I can dream without black holes and without white noise.
____
The city sleeps under cold, delicate stars
Never winning or recovering
____
And that sound is the crunch of the human spirit breaking
вторник, 12 августа 2014
Странное время. Не знаю, за что взяться, не знаю, что делать. Единственная работа, которую с меня спросят в ближайшее время - обложка к альбому, которую я делаю очень медленно. Все-таки планшет - для меня и моих глаз невероятно больно. Возможно, когда-нибудь это перестанет быть проблемой, так же, как и отсутствие у моих работ стиля и направленности. Внезапно Майк.
вторник, 05 августа 2014
Белокаменный дом в соседнем саду. Решетка утопает в папоротниках, а сверху её окаймляют тяжелые ветви грушевого дерева. Темная листва выделяется на фоне белых стен, а за решеткой царит мрак брошенного дома.
Две доски крыльца, для которых не нашлось гвоздей, сипло отзываются на шаги. Я люблю эти дощатые дорожки. Здорово по вечерам, закрывая ставни, чувствовать их шероховатую прохладу под ногами. После дождя дерево звучит совсем иначе, глуше и плотнее. Пауки скрываются в трещинах настила, поросшего бархатным мхом.
В последний день июля смеркается рано. Неслышно наступает веxер, окутывая шорохами падающих сквозь листву спелых слив. Их холодные розовые бока подобны раскрасневшимся щекам. Клевер у веранды складывает покорно свои лепестки. Птиц уже не увидеть, можно только различить их голоса, призрачные, как стоны неподвижных деревьев. Листья винограда раскрытыми ладонями норовят коснуться белых запястий. Я пройду через коридор протянутых коварных дланей в ветхий дом, где в темноте закрытых ставен ждет смородинный аромат стылого чая и книга с пустыми словами. Она не расскажет мне больше, чем стрекотание сверчков и немой шелест крыльев мотылька.
Две доски крыльца, для которых не нашлось гвоздей, сипло отзываются на шаги. Я люблю эти дощатые дорожки. Здорово по вечерам, закрывая ставни, чувствовать их шероховатую прохладу под ногами. После дождя дерево звучит совсем иначе, глуше и плотнее. Пауки скрываются в трещинах настила, поросшего бархатным мхом.
В последний день июля смеркается рано. Неслышно наступает веxер, окутывая шорохами падающих сквозь листву спелых слив. Их холодные розовые бока подобны раскрасневшимся щекам. Клевер у веранды складывает покорно свои лепестки. Птиц уже не увидеть, можно только различить их голоса, призрачные, как стоны неподвижных деревьев. Листья винограда раскрытыми ладонями норовят коснуться белых запястий. Я пройду через коридор протянутых коварных дланей в ветхий дом, где в темноте закрытых ставен ждет смородинный аромат стылого чая и книга с пустыми словами. Она не расскажет мне больше, чем стрекотание сверчков и немой шелест крыльев мотылька.
воскресенье, 27 июля 2014
86 ударов в минуту. Мозг уже не следит за нотами, пальцы механически прыгают из одной позиции в другую. Мелодия въедается в папиллярные линии, как в дорожки виниловых пластинок. 86 завтра превратится в 90, а может быть и больше. Тогда ночью я снова почувствовал себя ничтожным. Вместе со своей музыкой и всеми жалкими мечтами. Изнутри я чувствовал себя испорченным, почти разлагающимся. Я смотрел на того, кто видит то, чего я никогда не увижу, на того, кто даже мыслит чище и точнее. Будто бы заглянул на секунду в его мысли, как в окно прошедшего мимо поезда, и захотел задержаться там подольше, навсегда, если бы это было возможно. Я не планировал писать в этом дневнике о себе и своих проблемах. Именно потому я удалил прошлый дневник. Потому что он слишком зарос этой грязью. Мне слишком стыдно смотреть на то, что я пишу. Подобрал такой красивый фон. Зачем он мне?
Можно было бы снова вставить цитату, как раз недавно запала в голову подходящая:
"Он был личностью настолько выдающейся, что я сам иногда диву давался, - и при этом оставался человеком по натуре недобрым. Хвастался утонченной душой, а при этом грешил неисправимым мещанством. Он управлял людьми и с оптимизмом двигался вперед, но его сердце одиноко билось в конвульсиях на дне мрачного болота. Я сразу разглядел в нем это противоречие и не мог понять, почему остальные не видят его с этой стороны. Этот человек по-своему стоял одной ногой в аду".
Даже если 86 завтра превратится в 90, я не стану играть чище. Потому что грязь изнутри как-то просачивается, может быть умудряется пролезть под коротко остриженными ногтями, она переходит из одного состояния в другое, обращается колебаниями в воздухе и я могу слышать её. И как бы я ни пытался сосредоточиться, 86 ударов в минуту стучат в голове, усыпляя, и я становлюсь таким рассеянным, все валится из рук. Я все думаю о том, кем я никогда не стану.
Можно было бы снова вставить цитату, как раз недавно запала в голову подходящая:
"Он был личностью настолько выдающейся, что я сам иногда диву давался, - и при этом оставался человеком по натуре недобрым. Хвастался утонченной душой, а при этом грешил неисправимым мещанством. Он управлял людьми и с оптимизмом двигался вперед, но его сердце одиноко билось в конвульсиях на дне мрачного болота. Я сразу разглядел в нем это противоречие и не мог понять, почему остальные не видят его с этой стороны. Этот человек по-своему стоял одной ногой в аду".
Даже если 86 завтра превратится в 90, я не стану играть чище. Потому что грязь изнутри как-то просачивается, может быть умудряется пролезть под коротко остриженными ногтями, она переходит из одного состояния в другое, обращается колебаниями в воздухе и я могу слышать её. И как бы я ни пытался сосредоточиться, 86 ударов в минуту стучат в голове, усыпляя, и я становлюсь таким рассеянным, все валится из рук. Я все думаю о том, кем я никогда не стану.
вторник, 22 июля 2014
Я остaновлюсь здесь, зaмру, прислушaюсь губaми к тому, что не имеет нaзвaний нa языке людей или имеет, но слишком общие, слишком неловкие и дaлекие, слишком грубые: лaпa обезьяны, хвaтaющaя бисер. В одной скaзке добрый молодец преврaщaется в перышко. Кaк бы хотел и я стaть перышком, которое ты положилa бы вот сюдa, к родинке, к дышaщей жилке. Живым и чувствующим перышком. Я слишком груб и тяжел, я сaм изнемогaю от тяжести своей и кaменности. Я весь - кaк рaзмягченный кaмень. Почти весь зaпaс моих сил и внимaния уходит, чтобы кaк-то спрaвиться с тяжестью телa, плоти, костей - всей этой крепости, в которую я от рождения зaточен. Мaрсиaнский треножник. Нет, землянский двуножник. Своей волей я двигaю эту крепость, шевелю мaхину. Я протягивaю руку - этот несовершенный мaнипулятор - к тебе, к твоей руке и вдруг вижу - всякий рaз это для меня открытие - твое совершенство, безупречное совершенство твоей руки, твоего лицa, твоего бедрa - всей тебя, совершенной и столь нa меня не похожей.
(М.Резин)
(М.Резин)
четверг, 17 июля 2014
Cтранное ощущение. Словно бы все хорошее, что есть во мне, легким движением сравняли с землей.
вторник, 15 июля 2014
Если это и есть осуществление извечных мечтаний — летать по воздуху и плавать с рыбами, пробиваться сквозь толщи исполинских гор, посылать вести с божественными скоростями, видеть и слышать невидимое и далекое, слышать, как говорят мертвые, погружаться в чудодейственный целебный сон, видеть живыми глазами, как будешь выглядеть через двадцать лет после своей смерти, знать среди мерцающей ночи о тысяче находящихся над и под этим миром вещей, прежде неведомых, если свет, тепло, сила, наслаждение, комфорт — извечные мечты человечества, — то сегодняшние изыскания — это не только наука, а волшебство, а торжественный обряд, предполагающий величайшую силу сердца и мозга, перед которой бог открывает одну складку своего плаща за другой, религия, догмы которой пронизывает и поддерживает суровая, мужественная, гибкая, холодная и острая, как нож, логика математики.